Князь Расуль Ягудин
Меня разыскивает милиция
(дневник террориста)

Отгоняйте от себя мысли о том,
что вас могут постигнуть несчастья,
ибо худшее из них есть смерть,
а если смерть ваша будет доблестной,
вы должны почитать её величайшим благом.

Дон Кихот Ламанчский

Чем всего бояться, лучше не жить на свете.

Князь Мусаниф Ягудин
(1936-2005)

Я, Божией Милостью князь крови Расуль Ягудин,
по праву первородства сюзерен Бирского уезда Оренбургской губернии
Его Императорского Величества
государя-императора Всея Руси Святого Николая II,
также известный в различных микросоциумах разных стран
как «Гамзат», «Косой», «Сюля», «Сопля», «Глиста»,
«Дистроф», «Дохлый», «Мосол», «Колобок»,
«Моцарт», «Скрипач», «Шеф», «Кот», «Фашист», «Чечен»,
«Китаец», «Гонконг», «Монгол», «Чан Кайши»,
«Александр», «Рассел», «Русский», «Принц», «Николай», «Наци» и «Геббельс»
сим выражаю искреннюю благодарность
и глубокую признательность
моим дорогим друзьям и собратьям по перу,
и также Королевству Швеция, Французской Республике,
Чешской Республике, Республике Польша, Республике Молдова,
Северной Турецкой Республике Кипр
и Организации Объединённых Наций,
не покинувшим меня в суровый час
выпавших на мою долю тяжких испытаний
и оказавшим мне неоценимые услуги.

Вот они – мои дорогие друзья и собратья по перу:
Александра Багирова (Уфа)
Максим Костров (Уфа)
Фарит Якупов (пгт. Караидель)
Дмитрий Иванов (Буинск)
Андрей Лопатин (Чита)
Иннокентий Медведев (Братск)
Владимир Костылев (Арсеньев)
Виктор Власов (Омск)
Алексей Симонов (Москва)
Борис Тимошенко (Москва)
Виталий Челышев (Москва)
Елисей Дутковский (Москва)
Александр Зеличенко (Москва)
Александр Балтин (Москва)
Ольга Махно (Москва)
Галина Арапова (Воронеж)
Геннадий Есин (Крым)
Владимир Довгешко (Западная Украина)
Ольга Ляшенко (Молдова)
Оливия Хамурару (Молдова)
Наталья Гогу (Молдова)
Николай Тимохин (Казахстан)
Радж Багдасарян (Армения)
Ибрагим Фаталиев (Азербайджан)
Фрад Берхани (Турция)
Мехди Мехди Пур (Иран)
Малик (Пакистан)
Франсуа Эрнест (Нигерия)
Нани Гудвин (Нигерия)
Шмуэль Иерушалми (Израиль)
Хания Мехди Пур (Румыния)
Сергей Левицкий (Чехия)
Фатма (Северный Кипр)
Зои (Южный Кипр)
Василий Шарлаимов (Португалия)
Лада Баумгартен (Германия)
Юрий Тубольцев (Германия)
Клара Ишемгулова (Франция)
Ия Осипова-Лефель (Франция)
Михаил Ромм (США)
Виктор Бердник (США)
Борис Юдин (США)
Михаил Блэкман (Канада)
Владимир Савич (Канада)
Октавиан Мохори (Организация Объединённых Наций)

Также я хотел бы поблагодарить многих и многих
совершенно посторонних людей
разных рас, национальностей и стран,
самоотверженно и бескорыстно помогавших мне
на моём страшном крёстном пути,
имена которых я либо не записал, а потому забыл,
либо так никогда и не узнал.

И особенную благодарность
я хотел бы выразить молодёжному коллективу
сетевой почтовой службы mail.ru ,
в сложных условиях жесточайшего полицейского террора
российских «правоохранительных» органов
не утратившему присутствия духа
и не поступившемуся принципами чести,
проявившему благородство, смекалку, находчивость,
изобретательность, мужество и решимость
и всё-таки сумевшему дважды спасти меня от неминуемого ареста.

Глава 6.
Обитаемый остров

Укатал меня этот обитаемый остров.
А. и Б. Стругацкие.

А вы знаете, как по-гречески будет «да»? Только не смейтесь – «не».
Я точно угадываю уже назревший у вас вопрос, поскольку, когда я на ларнакском пляже Южного Кипра сообщил сей вышеупомянутый факт одной русской из Осло, она мне данный логически проистекающий вопрос уже задала: «А как по-гречески будет «не»?
Ну, как по-гречески будет «не», я не знаю и знать, на хрен, не хочу… сыт по горло этим, прости, Господи, долбаным греческим… но положительно-отрицательная жестикуляция у этих долбанных киприотов стопроцентно противоположная: когда им надо сказать «не», они долбоёбы, кивают, а когда им надо сказать «да», они… ну, в общем, сами понимаете.
Я не случайно начал очередную главу именно с выщенаписанного лирического отступления – у этих долбанных, как я уже имел удовольствие вас проинформировать, киприотов, все не как у людей. Все у них, как у животных, что, вообще-то, следует признать, вполне логично, поскольку, у животных и должно быть все, как у животных. Сами подумайте – почему это у животных все должно быть как у людей? Они же ж животные, а не люди.
Только не обманитесь моим нарочито весёлым тоном – это у меня такая защитная реакция на окружающий меня кошмар, а вообще-то, мне, здесь, на долбанном Кипре, совершенно не до смеха, ёб-твою-мать. Об этом речь.

В общем, вкратце так – проник я нелегально на Южный Кипр через границу, отделяющую его от Северного Кипра (да-да, Кипров, вообще-то, два, а вы не знали?, Южный и Северный, но подробная историческая справка чуть ниже) и сразу попросил политического убежища. И – началось!
Ох и началось!!!
Греческий (сиречь Южный) Кипр ведь, как проститука «вертолётом» даёт сразу во все щели сразу всем: и России, и Европе, и сразу всем странам сразу всех америк… за деньги и говенные услуги строго по прейскуранту, разумеется, и у вдруг, как подарочек, появляюсь я. Потомственный русский дворянин, независимый журналист и политический беженец из России, которая на момент моего появления уже успела отстегнуть Южному Кипру за все доставленные тридцать три удовольствия семь  миллиардов евро, а на момент, когда пишутся эти строки, отстегнула ему же этих же самых миллиардов евро ещё пять. Вынужден признать, что двенадцать миллиардов евро очень хорошая за меня цена – ей-Богу, сам бы себя продал за такие бабки, что уж говорить о киприотах, по жизни говорящих «не» вместо «да» и кивающих, как ишаки, тупыми головами, вместо того, чтобы сказать «не». Загвоздка в том, что, сдай они меня русской мусорне, особливо сейчас, в разгар всемирной экспансии Списка Магнитского, в Список Магнитского попадут и сами всем чохом. Всей шайкой в без малого 800 тысяч киприотских рыл – именно столько на Южном Кипре насчитывается киприотов – тех самых, которых я, едва унеся ноги от уже сто лет как в хлам обуревшей российской мусорни вместе с её федеральным розыском (в каковом и нахожусь уже без малого год) я умолял о помощи и которые послали меня на смерь.
Да-да, господа, именно так, увы, дословно,– я, кое-как доковыляв до Южного Кипра, измученный, оголодавший, оборванный, истерзанный полугодовой к тому времени дышащей мне в затылок шакальей погоней российской мусорни, умолял киприотов о помощи, а они послали меня на смерть.
Поскольку в русле машинной формальной логики полоумных ублюдков, никогда не видевших, не видящих и не признающих в мире ничего, кроме пресловутых дензнаков, моя смерть решает все их проблемы. А то экстрадировать в Россию меня нельзя – чего ж это тогда Южный Кипр в Европейский Союз со всеми его демократиями и правами человека заприняли, предоставить мне политическое убежище нельзя тоже – чего же тогда киприоты всем чохом (всей вышеупомянутой шайкой в без малого 800 тыс. рыл.) с путинизмом в со пятьдесят миллионов путисосов взасос лобызаются, а держать меня годами, как какого-нибудь очередного ёбнутого араба на овечьем обеспечении в их блядских овечьих лагерях, нельзя особенно, поскольку я им, блллядь, не блядь, не овца и не араб!!! Я русский, я журналист, писатель и поэт, и я потомственный дворянин, князь крови, в связи с каковыми фактами, даже до тухлых киприотских мозгов допёрло, что со мной… ммм… бля… надо бы… ммм… пардон, того-с… чего-нибудь сделать.
Вот они и сделали.
С хладнокровной, продуманной, до мелочей просчитанной и скрупулёзно реализованной методичностью роботов-ублюдков. Пошагово, как  компьютере, шаг за шагом: шаг, шаг, шаг…
Первым делом, разумеется, меня надо было как-то слупить со всех жизнеобеспечивающих международных программ, которые международным сообществом настоящих  демократических стран были разработаны, одобрены и согласованно приняты во всём приличном мире к исполнению специально для того, чтобы спасти попавшего в смертельную беду человека, то есть, выражаясь нормальным человеческим языком, обеспечить его основные потребности в одежде, крове и еде.
Вот одежды, крова и еды им и следовало меня лишить, чтобы я стопроцентно им на руку где-нибудь тихонько сдох.
Чем они плотно и занялись с первого же дня моего появления в лагере беженцев, что в четырёх километрах от дерьмовой деревеньки Кофиноу, также очень продуманно поставленного так, чтобы от лагеря до любого заметного города, где можно найти властные структуры, государственные иммиграционные организации, Организацию Объединённых Наций и редакции газет и журналов десятки километров… с единственным проколом – Кофиноу находится на крупном перекрёстке превосходных (потому что халявных )местных хайвеев, так что при наличии мужества, решимости и готовности умереть за правду, но не сдаться киприотской мрази можно добраться до любого города, что я в конце концов и сделал, но об этом ниже, а пока вот он я, раскачиваемый голодом и ветром, еле волоча ноги, вхожу на территорию окружённого колючей проволокой концентрационного лагеря «Кофиноу кэмп» с весьма много говорящей любому русскому надписью на воротах… нет-нет, не «Каждому своё», как на воротах Бухенвальда, а гораздо более для каждого русского простой и доходчивой «Уподохни»… так я до сих и не сподобился узнать, что сие означает по-гречески, хватало других хлопот, средь которых главнейшей и насущнейшей была и остаётся главнейшая и насущнейшая – НЕ ПОДОХНУТЬ НАЗЛО ВСЕМ!!!
Что, поверьте, для русского человека в скотском киприотском концлагере дело очень непростое.
Это ведь арабам подходит, особенно тем, что помоложе – если ты кого из жиреющих в лагерной администрации блядей трахаешь, то порядок – тут тебе и ношенные шмотки на выбор раньше всех, тут тебе и бесплатные билеты на автобус хоть по десять раз в день, у тебе и кусочки повкусней…из числа тех, что эти лагерные бляди сами не слопали, разумеется. Со мной было всё не так просто по природной причине – я этих киприотских мартышек вообще не воспринимаю как женщин: коротконогие, широкоплечие, пузатые, лохматые, носатые И ВСЁ ВРЕМЯ ЧЕГО-ТО ЖРУТ!!! Безостановочно. Даже если бы у меня на этих мартышек встал, как, на хрен, можно трахать бабу, у которой перманентно занят рот? И это после изумительного очарования девочек России, Украины, Молдовы, Турции и Северного Кипра. Спасибочки, бля.
Что лагерные мартышки довольно быстро просекли и, раз уж у них уже был заказ асайлим-сервиса (что, вообще-то, переводится с английского как «Обслуживание просителей политического убежища» – сиречь это обычная прислуга наподобие горничных и уборщиц) меня непременно «сделать», взялись за дело с чрезвычайной рьяностью ещё и по личным мотивам блядей, получивших от меня отказ в перепихнине и по сей причине радикально съехавших с катушек: понты, ухмылочки, хихиканье, плевки вслед, выкрики «Hey, russia» и, конечно же, слегка подправленные объедки вместо еды. О полагающихся мне билетах на автобус, полагающемся мне ежемесячном пособии в 85 с копейками евро и полагающейся мне одежде, вообще, речи не было – я лишь через полгода узнал, что одежда, сданная сердобольными людьми специально для нуждающихся,  им поступает постоянно и складируется в комнатке возле кухни, а когда комнатке местов начинает не хватать, вывозится и сжигается... лишь бы мне не давать.
Что меня совершенно бы не колыхало, если бы я к тому моменту не обтрепался до стадии полного оборванца. И всё равно – по большому счёту дело было вовсе не в том, что меня в официальном международном учреждении системы помощи политическим беженцам совершенно открыто обворовывают и оскорбляют деревенские бляди, дело было в моём искреннем недоумении – что это за хрень, на хрен? Что совершенно не колыхало теперь уже их – они гнули свою линию, как ишаки (точнее, ишачки), в расчёте, как я довольно быстро понял, на то, что заброшенный за колючую проволоку посреди кишащих огромными эфами полей без телефона, компьютера, интернета, денег и автобусных билетов даже не смогу попытаться выяснить, что это за хрень, на хрен, в ихнем головняке – асайлим-сервисе просто потому, что этот их засранный головняк дислоцирован в засранной солице засранного Южного Кипра Никосии, а до неё от засранного Кофиноу посёлка 50 с лишком км.
В принципе, правильный был расчёт. С каким-нибудь арабом, негром или киприотом он бы однозначно проканал. Но, как я уже упоминал, я русский, я журналист и я князь. А мы, русские, испокон веку были самыми дешёвыми и всё равно самыми неликвидными на всех невольничьих рынках мира рабами просто потому… что мы не рабы. Никак не получались из нас рабы, менталитет не тот. Беглецы получались, бунтовщики получались, разбойники получались, а рабы – ну никак.
Так что в одно жаркое утро я попросту вышел из лагеря, прошагал четыре километра до перекрёстка хайвеев и, встав на обочине, поднял большой палец, тем самым открыв в истории Южного Кипра новую страницу как первый на острове хитчхайкер.
Эххх, залллётные! Разззудись!!!

Но на сей раз, увы, не раззудилось. В асайлим-сервисе, сладко мне поулыбавшись и пообещав не осавить безобразия без внимания, лишь указали лагерной админисрации (именно так – на «администрации, а «админисрации) выполнять его, асайлим-сервиса, заказ выжить меня из лагеря более тонко, о каковом заказе я и начал догадываться кК раз после этого моего первого визита в сервис.
Ннндааа, занесла ж меня нелёгкая на этот… обитаемый остров, подумал я, когда мои догадки полностью подтвердились.
А подтвердились они очень быстро, поскольку, стоило мне через какое-то время явиться в асайлим-сервис ещё раз всё с тем же вопросом – что это за хрень, на хрен (лагерные бляди ведь не унялись и не должны были уняться, раз уж приказ выжить меня на улицу пришёл, как я позже понял, с самого верха?), мне тут же сунули в руки явно заранее заготовленное предупреждение, что, поскольку де это я сам такой задира, поскольку типа сам на всех залупаюсь, то, ежели Я ишо, мол, хоть разочек пикну сиречь вякну, меня выпиздят из лагеря незамедлительно (там так и было написано «immediately»), после чего им осталось только организовать, чтобы на меня под прикрытием лагерной админисрации (именно так – без буквы «т», от слова срать») зачали залупаться все лагерные ниггеры и арабы, чем все эти ниггеры и арабы с превеликой охотой занялись, дабы перед блядскими киприотскими властями выслужиться за чечевичную похлёбку. И пошло-поехало
Начали арабы с того, что потребовали от меня одеваться-раздеваться строго в душевой кабинке, как того, мол, требуют мусульманские правила, которые я типа раз я мусульманин, обязан соблюдать, в ответ на каковую тухлую предъяву я им популярно трёхэтажным матом на четырёх языках изложил, что для одевания-раздевания как раз и предназначена раздевалка-одевалка перед душевыми кабинками, во-первых; что клал я с большим прибором на их ёбнутые мусульманские правила (среди каковых, кстати, ни в коране, ни в шариате, ни в тарикате насчёт душевых кабинок не сказано и слова, так что не надо), которые в Росси ни один здравомыслящий мусульманин никогда в жизни не соблюдал, что я им не какой-то там ёбнутый араб, а русский, что мы, русские мужики, в бане всегда паримся все вместе и никто никого никогда не стесняется и что ежели оне, завидев голого мужика, зарумяниваются, как бабы, то, значит, они бабы есть, а раз так, пусть пиздуют в бабский душ , который вона, напротив, и там переодеваются на всякий случай тоже в душевых кабинках, но в бабских. Вот так и поступила на меня  администрацию лагеря первая коллективная жалоба арабов и ниггеров, каковых затем было наковырено вагон и маленькая тележка, что для арабско-негритосской лагерной пидарасни было совсем несложно, поскольку их в лагере насчитывалось примерно  полста рыл и все они были друг другу свидетелями, а русских там было ровно один человек – это я, и соответственно никаких свидетелей, которые могли бы свидетельствовать в мою пользу там никогда не водилось. В связи со всем чем только что изложенным правительство Южного Кипра с его блядскими асайлим-сервисами уже довольно потирало руки, заранее празднуя полный успех всей операции, как вдруг у них на сём увлекательном дельце приключилась заминка.
С полной неожиданностью для мусорского киприотского менталитета в лагере вдруг стала формироваться молчаливая оппозиция даже среди моих самых ярых врагов – оппозиция, которая стала как-то… держаться особняком, сторониться своих же ёбнутых отморозков и избегать всех провокаций в отношении меня – не думаю, что они, молодые, откормленные и здоровенные арабята ниггерята, меня испугались, но в ходе и в процессе бесчисленного количества стычек, снова и снова опрокидывающих мирное течение лагерной жизни и создающих в лагере достаточно изнуряющую атмосферу, даже до их безмозглых безмозглых ниггерско-араблядских мозгов наконец-то допёрло, что я, худеньки и старенький доходяга-оборвыш, хоть меня убей, всё равно их дебильные требования выполнять не буду, что на каждое слово так и буду отвечать десятком оных, что переорать меня, в прошлом школьного учителя, надроченного безо всякого напряжения покрывать голосом любую ученическую свору, им ну совсем не по кишкам, а о том, что я зассу и отступлю, не приходится даже мечтать, что остановить меня можно, только меня убив, и что я, беженец, как ни крути, всё ж таки один из них, а не один из администраторских пидарасов и пидарасок, и что, вообще… им, чё, больше всех надо, что ли, ёпт?, да пошла вся эта лагерная пидарасня на хер, пусть она, коль скоро им надо меня выживать, сама за мной и гоняется по душевым и сортирам… в общем, в конце концов сама по себе сформировалась обстановка мирного вооружённого сосуществования и поток жалоб на меня во все сучьи официальные инстанции сучьего Кипра как-то незаметно увял, а с верхушкой шайки иранских персов, державшихся в лагере особняком и от негров, и от арабов, и державшихся всегда кучкой, готовых в любой миг прийти друг другу на помощь,  с которыми у меня ора на грани мордобоя со взаимным хватанием за грудки, поначалу тоже хватало, я, вообще, с полнейшей неожиданностью для себя вдруг подружился, в результате чего давать против меня какие бы то ни было показания и подавать против меня какие бы то ни было жалобы, персы отказались наотрез.
Пришлось пидорско-сучьему правительству Южного Кипра в лице евонного сучье-пидорского асайлим-сервиса в срочном порядке искать против меня иные методы и способы.

Продолжение следует